Но прошло несколько минут, и он овладел собой.
— Слушайте меня, Рэндольф! — сказал он. — Нам нельзя терять времени на воспоминания о прошлом, когда будущее так мрачно и неопределенно. Вам надо вернуться к себе и подумать о постройке нового дома. Вы потеряли только дом, но ваши богатые земли сохранились. Негров вам вернут — я об этом распорядился. Они уже в пути к плантации. Здесь не место для нее, — тут он указал на Виргинию, — и вам нельзя медлить с отъездом. Лошади уже готовы. Я сам провожу вас до границы, а дальше вам уже нечего бояться никаких врагов.
При этих словах он многозначительно взглянул на тело Ринггольда, лежавшее на опушке леса. Я понял его, но не ответил ни слова.
— А она? — спросил я, указывая на Маюми. — Лес — плохая защита, особенно в такое время. Вы отпустите ее с нами?
Оцеола взял мою руку и крепко пожал ее. Я обрадовался, уловив сверкнувшую в его глазах благодарность.
— Благодарю! — воскликнул он. — Благодарю за дружеское предложение! Я сам хотел просить вас об этом. Вы правы — она не может жить дольше только под защитой деревьев. Рэндольф, доверяю вам ее жизнь и ее честь! Возьмите ее к себе, в свой дом!
Солнце уже склонялось к западу, когда мы покинули индейский лагерь. Что касается меня, то я не имел ни малейшего представления о том, куда нам надо было двигаться. Но с таким проводником можно было не бояться сбиться с пути.
Мы находились далеко от поселка Суони, на расстоянии целого дня пути, и предполагали добраться домой только на исходе следующего дня. Ночь обещала быть лунной, если не набегут облака. Мы собирались ехать весь вечер, до поздней ночи, а затем сделать привал. Так мы могли значительно сократить наше завтрашнее путешествие.
Наш проводник хорошо знал эту местность, ему была знакома здесь каждая тропинка.
Долгое время дорога шла по редкому лесу, и мы могли ехать рядом. Но постепенно тропинка становилась все уже, и теперь мы были вынуждены двигаться попарно или по одному. Молодой вождь и я ехали впереди, а наши сестры следовали за нами. Далее ехали Джек и Виола. Кавалькаду замыкали шесть всадников-индейцев, телохранителей Оцеолы.
Меня удивило, что он взял с собой так мало воинов, и я даже выразил ему свое удивление. Но Оцеола относился к опасности как-то очень беззаботно. Солдаты, сказал он, прекрасно знают, что ночью им здесь лучше не показываться. Что же касается той части местности, где мы должны были проехать днем, то никакие войска там и не рисковали появляться. За последнее время там даже не производилась разведка. Мы можем встретить только индейцев. Но их, конечно, нам нечего было опасаться. С тех пор как началась война, Оцеоле часто случалось путешествовать одному по этой дороге. Он был убежден, что опасности никакой нет.
Что до меня, то я далеко не был в этом уверен. Я знал, что дорога, по которой мы ехали, проходит поблизости от форта Кинг. Я вспомнил бегство шайки Ринггольда. Весьма вероятно, что его друзья помчались прямо в форт и сообщили там о гибели плантатора, приукрасив эти сведения рассказом о своей собственной смелой атаке на индейцев. Для властей Ринггольд не был простым человеком. В лагерь могли послать отряд, и мы рисковали с ним встретиться. Я подумал и о другом обстоятельстве — о таинственном исчезновении мулата. По-видимому, он скрылся вместе с этими людьми. Это показалось мне подозрительным. Я поделился своими соображениями с вождем.
— Бояться нечего, — сказал он в ответ, — мои следопыты идут за ними. Они вовремя сообщат мне все, что нужно. Впрочем, нет… — добавил он, как бы колеблясь и задумавшись на мгновение. — Они могут не догнать их до наступления ночи, и тогда… Вы правы, Рэндольф! Я действовал необдуманно. Я не обращал внимания на этих болванов, но мулат — совсем другое дело. Он знает все тропинки, и если он окажется изменником, если… Но мы уже тронулись в путь и должны ехать дальше. Вам нечего бояться, а что касается меня… Оцеола никогда в жизни не отступал перед опасностью. Он не сделает этого и теперь. Да и поверите ли вы, Рэндольф, я скорее ищу опасности, чем бегу от нее!
— Ищете опасности?
— Да, смерти, смерти!
— Говорите тише! Не нужно, чтобы они слышали ваши слова.
— О да! — добавил он, понижая тон и как бы говоря сам с собой. — Но, право же, я жажду ее!
Он произнес эти слова с таким волнением, что не оставалось никакого сомнения в том, что он говорит серьезно. Глубокая грусть все еще не покидала его. Что могло быть ее причиной?
Я не в силах был больше молчать. Меня побуждало не любопытство, а дружба. Я позволил себе спросить его об этом.
— Вы, значит, заметили? Но не раньше, чем мы тронулись в путь, не раньше, чем я услышал ваше дружеское предложение… Ах, Рэндольф! Теперь я спокоен и счастлив. Из-за нее одной я с ужасом думал о приближении смерти!
— Зачем вы говорите о смерти?
— Потому что она близка.
— Близка… к вам?
— Да, ко мне! У меня есть предчувствие, что я долго не проживу.
— Что за глупости, Пауэлл!
— Друг мой, это правда. Я чувствую, что скоро умру…
— Оцеола, это на вас не похоже! Вы, конечно, выше этих глупых предрассудков. Никогда не поверю, чтобы вы могли оказаться в их власти!
— Вы думаете, что я говорю о каких-то сверхъестественных знамениях? О карканье ворон или об уханье полночной совы? Или о зловещих предзнаменованиях в воздухе, на земле и в воде? Нет, нет, я не придаю значения этим нелепым суевериям. И все-таки я знаю, что скоро должен умереть. Это реальное физическое ощущение, которое возвещает мой приближающийся конец. Оно скрыто здесь!